Истории СССР. Краткий курс - Николай Ващилин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама писала письма Хрущеву, перечисляла кошмары фронтовых будней, свои и папины военные заслуги. Когда руки у всех опустились, а папа серьёзно запил, пришла бумага из Большого дома с разрешением ему жить в нашем подвале на третьей линии Васильевского острова города-героя на Неве. Мы все хотели запомнить миг этого счастья. Мы одели всё нарядное и пошли фотографироваться моим фотоаппаратом «Смена» на стрелке Васильевского острова.
– Улыбнитесь – попросил я.
Все заулыбались, а мама заплакала.
С восьмой Мартой!
Весна пришла рано. На льду канала Грибоедова появились чёрные проталины. Возле них толкались и галдели воробьи и голуби за право пропустить глоток свежей водицы. От метро приятно тянуло мимозой. Я уже от Казанского собора увидел кепку Серёжки Довлатова. Он стоял на самой горбинке моста и возвышался над толпой как ростральная колонна. Серёга на минуту прервал свою речь, пока я здоровался с дружками. Собралось их больше обычного. Чуяли праздник – международный женский день. Народу на Невском было много. После посиделок на работе, залив за воротник водочки с Шампанским, они высыпали безобразничать на Невский. Стас уже был здесь и обнадёживающе похлопал меня по плечу. Он обещал познакомить меня со своим приятелем, который хотел продать «Доктора Живаго».
Это место у Дома книги было насижено нами, как птичий базар по обмену книгами, пластами и всякими интеллектуальными антисоветскими новостями. Раскрыв журнал «Новый мир», с вложенными туда листками, Серёжа читал вслух документ, обнаруженный им недавно в залах Публичной библиотеки:
ДЕКРЕТ
Саратовского Губернского Совета Народных Комиссаров об отмене частного владения женщинами
Законный бракъ, имевшiй место до последняго времени, несомненно
являлся продуктомъ того социального неравенства, которое должно быть с
корнемъ вырвано въ Советской Республике.
До сихъ поръ законные браки служили серьезнымъ оружиемъ въ рукахъ
буржуазiи въ борьбе ея с пролетарiатомъ, благодаря только имъ все
лучшiя экземпляры прекраснаго пола были собственностью буржуевь
имперiалистов и такою собственностью не могло не быть нарушено
правильное продолжение человеческаго рода. Поэтому Саратовскiй
Губернскiй Советь Народныхъ Комиссаровъ съ одобренiя Исполнительного
комитета Губернcкаго Совета Рабочихъ, Солдатcкихъ и Крестьянскихъ
Депутатовъ постановилъ:
§1. Съ 1 января 1918 года отменяется право постояннаго владения
женщинами, достигшими 17 л. и до 30 л.
Примечание: Возрасть женщинъ определяется метрическими выписями,
паспортомъ, а въ случае отсутствiя этихъ документовъ квартальными
комитетами или старостами и по наружному виду и свидетельскими
показанiями.
§2. Действие настоящего декрета не распространяется на замужнихъ
женщинъ, имеющихь пятерыхъ или более детей.
§3. За бывшими владельцами (мужьями) сохраняется право въ неочередное
пользование своей женой.
Примечание: Въ случае противодействiя бывшего мужа въ проведенiи сего
декрета въ жизнь, онъ лишается права предоставляемого ему настоящей
статьей.
§4. Все женщины, который подходягь подъ настоящей декретъ, изъемаются
изъ частного постояннаго владенiя и объявляются достоянiемъ всего
трудового народа.
§5. Распределенiе заведыванiя отчужденныхь жснщинь предоставляется
(Сов. Раб. Солд. и Крест. Депутатовъ Губернскому, Уезднымъ и Сельскимъ
по принадлежности.
§6. Граждане мущины имеютъ право пользоваться женщиной не чаще
четырехъ разъ за неделю и не более 3-хъ часовъ при соблюденiи условiй
указанныхъ ниже.
§7. Каждый членъ трудового народа обязан отчислять оть своего
заработка 2% въ фондъ народнаго поколения.
§8. Каждый мущина, желающiй воспользоваться экземпляромъ народнаго
достоянiя, долженъ представить оть рабочезаводского комитета или
профессюнального союза удостоверенiе о принадлежности своей къ
трудовому классу.
§9. Не принадлежащiе къ трудовому классу мущины прiобретаютъ право
воспользоваться отчужденными женщинами при условм ежемесячнаго взноса
указанного въ §8 в фондъ 1000 руб.
§10. Все женщины, объявленныя настоящимъ декретомъ народнымъ
достояниемъ, получаютъ изъ фонда народнаго поколенiя вспомоществованiе
въ размере 280 руб. въ месяцъ.
§11. Женщины забеременевшiе освобождаются оть своихъ обязанностей
прямыхь и государственныхъ въ теченiе 4-хъ месяцев (3 месяца до и
одинъ после родовь).
§12. Рождаемые младенцы по истеченiи месяца отдаются въ приють
«Народные Ясли», где воспитываются и получаютъ образованiе до
17-летняго возраста.
§13. При рожденiи двойни родительницы дается награда въ 200 руб.
§14. Виновные въ распространеiи ве-нерическихъ болезней будутъ
привлекаться къ законной ответственности по суду революцюннаго
времени.
– Тише, Серый! Мусора придут – попытался образумить Довлатова Лёвка Фельгин. Довлатов работал в студенческой газетёнке Корабелки и своим местом, видимо, не дорожил.
– А что? Я большевистской пропагандой занимаюсь. Я – политинформатор.
Громко гогоча, он рассказывал про свой очередной сексуальный подвиг с девушкой Наташей. Эти рассказы товарищей подрывали веру в магические свойства моего отражения в зеркале. Каждый второй, резюмируя свои подвиги, останавливался на цифрах, далеко переваливающих за сотню. Когда, открывая скобки тайн своих совокуплений, товарищи хвастались количеством подходов за одну ночь в пределах двадцатки, то этот алгебраический многочлен и вовсе путал мне мозги. Послушать их, так они могли сутками кидать палки и ставить пистоны, не прерываясь на обед. При таких показателях передовиков половой нивы я загибал свой седьмой палец и, уставившись в мокрый асфальт, погружался в гнетущую думу – «Как же так? Как же так?»
– Ну вот, Коля, а ты расстраивался – хлопнул меня по плечу Стас.
Стас был моим приятелем и уговорил меня снять с ним в складчину квартиру в Весёлом посёлке. Он там жил, а мне давал ключи при необходимости интимных свиданий. К его счастью, ключи я брал очень редко.
– Я же говорил, что придёт! Знакомься, это Ося.
Передо мной стоял невзрачного вида паренёк в английской кепке.
– Бродский – протянул он мне руку.
– Коля – буркнул я, отвлекаясь от моих половых угрызений. Принёс? – спросил я.
– Принёс, принёс.
Стас говорил, что Оська оттянул срок за тунеядство и светиться с ним на людях не хотелось. Сказывали, что он был на плохом счету в КГБ. А те смотрители за такую дружбу могли и в Болгарию не выпустить в турпоездку.
– Покажи.
– Тише ты, показатель! Пойдём в метро.
Мы спустились в метро и уже на эскалаторе Ося вынул из внутреннего кармана пальто толстенькую книжечку, величиной с ладонь.
– Сколько? – прохрипел я сиплым голосом.
От страха у меня пересохло горло. Менты часто хватали торгующих и волокли в отделение. Потом оформляли привод и сообщали на работу, для перевоспитания в коллективе. На одного торговца, даже дело завели. Но он книги спёр в библиотеке. Обычно сделки совершали, уходя подальше во дворы домов и прячась в парадных. Ленивцы шли в Дом книги и, попросив у продавщицы какую —нибудь книжку, под шумок продавали свою. Можно было зайти в пивной ресторан «Чайка» рядом в подвальчике и сев за столик, делать вид, что заказываем еду и выпивку. Там работала мать Серёжки Соловьёва и с пониманием относилась к нашему бизнесу. Но могла и выслужиться, стукануть. Когда к пятидесятилетию большевистской революции открыли эту станцию метро, мы придумали хитрый способ торговать, спускаясь на эскалаторе. Это было более безопасно, но мандраж всё равно присутствовал.
– Как договаривались, двадцать пять. Стас сказал, что ты хочешь и так далее, и так далее…
Я не любил торговаться, особенно когда в руках держал давно желанную вещь. Вынув из кармана приготовленный четвертак и сунув его Бродскому, я поспешил перейти на эскалатор, поднимавшийся наверх, в суете забыв с ним попрощаться. Открыть и посмотреть книгу было страшно. Вдруг менты заметят. А вдруг Оська меня обманул?! Всучил «куклу». Такое у нас бывало часто. Купишь книжечку Фридриха Ницше, убежишь в страхе, за углом разворачиваешь, а там Фридрих… Энгельс. В ментовку же не будешь жаловаться. Так книжечка разоблачителя кровососов потом и пылится на одной полке вместе с запрещёнными вольнодумцами Камю, Сартром и Кафкой.
Повернувшись к стене, дрожа от предвкушения, я всё-таки достал книгу. «ДОКТОР ЖИВАГО» – красовалась надпись на затёртой обложке. Тогда я не знал, что за эти буквы можно присесть в тюрьму лет на пять, и очень обрадовался. Хотелось тут же уютно устроиться на диване и углубиться в чтение обо всём, что уже сто раз переслушано от товарищей, о чём грезил под звуки вальса Мориса Жарра.
